Сложив листки в несколько раз, мертвая девушка запихнула их внутрь статуи и приставила на место голову Ганеши. Быть может, в один прекрасный день Майлз их там найдет. Интересно было бы увидеть выражение его лица в этот момент.
Нечасто нам выпадает возможность увидеть наших умерших родных. Еще реже мы узнаем их, когда увидим.
Глаза миссис Болдуин широко раскрылись. Она подняла голову, увидела мертвую девушку и улыбнулась:
— Бетани.
Бетани села на кровать матери, взяла ее за руку. Если миссис Болдуин и подумала, что у дочери холодная рука, вслух она ничего не сказала, а только крепко ее сжала.
— Ты мне снилась. Будто ты ходила на рок-оперу Эндрю Ллойда Уэббера.
— Это был всего лишь сон, — покачала головой Бетани.
Другой рукой миссис Болдуин дотронулась до волос мертвой дочери.
— Ты сменила прическу. Мне она нравится.
Некоторое время обе женщины молчали. Волосы Бетани спокойно лежали у нее на спине. Видимо, им было хорошо.
— Спасибо, что вернулась, — молвила наконец миссис Болдуин.
— Я не могу остаться, — покачала головой Бетани.
Миссис Болдуин крепче сжала руку дочери:
— Я пойду с тобой. Ты ведь именно поэтому пришла? Потому что я тоже мертва?
Бетани снова покачала головой:
— Нет, мама. Извини. Ты не мертва. Это вина Майлза. Он выкопал меня из могилы.
— Он сделал — что?
Лицо миссис Болдуин вытянулось. Она моментально забыла, что еще секунду назад расстраивалась из-за того, что, как выяснилось, еще не умерла.
— Он хотел забрать свою поэзию. Те стихи, которые похоронил вместе со мной.
— Вот идиот! — с чувством произнесла миссис Болдуин. Именно подобной выходки она и ожидала от Майлза. Правда, задним умом мы все сильны — ну и действительно, как можно ожидать от человека такого поступка. — Что ты с ним сделала?
— Я сыграла с ним хорошую шутку, — улыбнулась Бетани.
Она никогда не пыталась объяснить матери сущность своих отношений с Майлзом. Сейчас же это казалось и вовсе бессмысленным. Девушка пошевелила пальцами, и мать моментально выпустила ее руку из своей.
Как бывшая буддистка, миссис Болдуин понимала: если слишком сильно удерживать возле себя детей, в конце концов ты их, наоборот, оттолкнешь. Хотя после смерти Бетани она как раз сожалела, что не пыталась покрепче привязать к себе дочь. Сейчас она сидела и буквально пожирала Бетани глазами. С неодобрением и одновременно восторгом она рассматривала ее татуировку. С неодобрением — потому что однажды дочь может счесть скоропалительным и досадным решение вытатуировать кобру, которая целиком опоясывала бицепс; с восторгом — так как сама эта татуировка говорила о том, что Бетани действительно находится здесь. Что это не просто сон. Да, она видела во сне, как дочка смотрит мюзикл, но никогда бы миссис Болдуин не приснилось, что ее девочка снова жива, что у нее есть татуировка и длинные, извивающиеся, словно змеи, черные, как сама ночь, волосы.
— Я должна идти, — сказала Бетани.
Она чуть наклонила голову к окну, как будто прислушивались к каким-то далеким звукам.
— Да-да, — рассеянно произнесла миссис Болдуин.
Она пыталась делать вид, будто слова дочери ее ничуть не расстроили. Не хотелось спрашивать: «Ты вернешься?» Все-таки миссис Болдуин была в прошлом буддисткой, а отчасти оставалась ею и поныне. Она до сих пор работала над тем, чтобы отказаться от всех желаний, надежд, вообще — отказаться от себя. Когда такие люди, как миссис Болдуин, внезапно обнаруживают, что в их жизни приключилась грандиозная катастрофа, они цепляются за свою веру, как за спасательный плот, даже если основной постулат веры гласит: нельзя ни за что цепляться. Миссис Болдуин в свое время очень серьезно относилась к своему увлечению буддизмом — до тех пор, пока преподавательская деятельность не вытеснила все прочее из ее жизни.
Бетани встала.
— Извини, что разбила машину, — сказала она, хотя в этих словах не все было правдой.
Если бы она была жива, то могла бы испытывать раскаяние. Но девушка была мертва. Она больше не ведала, что значит такое чувство. И чем дольше она здесь остается, тем более вероятно, что волосы совершат нечто действительно ужасное. Волосы Бетани не обладали буддистским смирением. Они не любили мир живых и все, что происходит в мире живых. Они ненавидели все с ним связанное мрачной ненавистью, в них не было и намека на светлое и доброе начало. Им было неведомо слово «надежда», но желаний и амбиций в них было предостаточно. И лучше не говорить об этих амбициях. Что касается татуировки, то она хотела одного: чтобы ее оставили в покое. И чтобы позволяли время от времени есть людей.
Когда Бетани встала, миссис Болдуин внезапно сказала:
— Я подумывала о том, чтобы бросить работу в школе.
Бетани молча ждала продолжения.
— Я могла бы поехать в Японию и преподавать там английский. Продать дом, собрать только самые необходимые вещи и улететь. Как тебе эта мысль? Ты не против?
Бетани не возражала. Она нагнулась и поцеловала мать, оставив на лбу след вишневой гигиенической помады. Когда девушка ушла, миссис Болдуин встала и надела купальный халат с белыми журавлями и лягушками. Потом спустилась на первый этаж, сделала себе кофе и долго сидела за кухонным столом, глядя в никуда. Кофе давно остыл, но она этого даже не заметила.
Мертвая девушка покинула город, когда солнце уже вставало. Не буду говорить, куда она направилась. Может быть, она присоединилась к бродячему цирку и участвовала в опасных акробатических трюках, так что волосы ее постоянно находились при деле, им стало некогда скучать и вынашивать мрачные планы по уничтожению всего, что есть в мире доброго, чистого и прекрасного. Может быть, она побрила голову наголо и отправилась в паломничество в какой-нибудь Шаолинь, откуда затем вернулась легендарным супергероем с темным прошлым и знанием улетных приемчиков. Возможно, периодически она посылала матери открытки. Возможно, сам процесс их написания был, по сути, цирковым номером: она макала кончики волос в чернильницу и выводила слова и предложения. Эти открытки, написанные, кстати, каллиграфическим почерком, в наши дни пользуются бешеным спросом у коллекционеров. У меня тоже есть две.